Юрий Коротков. Абрекъ

(продолжение)

Хасан прыгнул со Львиных ворот. Столбятники ломанулись всей толпой прямо сквозь жидкую ментовскую цепь. Кого-то успели схватить, но остальные прорвались и рассыпались по Столбам. Преследовать их в лесу, а тем более на камне было бесполезно, и менты принялись сгонять в кучу задержанных.

Попались человек двадцать - и «беркуты», и абреки, и «славяне», каждой твари по паре. Они, впрочем, не шибко переживали, не сопротивлялись и дружно болели за Гуляша. Тот не сумел прорваться к столбам, дунул в обратную сторону и с разбегу взлетел на Слоника. Менты окружили камень.

- Слезай, - велел старший. - Поймаю - хуже будет.

- Ага. Лови, - нагло ухмыльнулся Гуляш сверху. - Не надорвись только.

Старший полез на Слоника, сапоги проскользнули, и он съехал вниз по Постирушке, ободрав локти. Менты прыгали вокруг, пытаясь достать дубинкой Гуляша по ногам, тот весело приплясывал на верхушке.

- Лестницу надо бы, - догадался кто-то из ментов.

- Да черт с ним, - плюнул старший. - Грузи остальных.

Подогнали открытый грузовик, менты сели по бортам, столбистов, как селедку в бочку, набили в кузов и поехали в город.

Главный кордон заповедника - Нарым - стоял неподалеку от Первого. В его ворота упиралась наезженная грунтовка, идущая снизу из города, здесь же кончалась электрическая и телефонная линия. Это был крепкий бревенчатый дом с полинявшей табличкой «Государственный заповедник «СТОЛБЫ», внутри забора располагались также сараи, поленница, качели, веревка с сохнущим бельем и живой уголок из подбитых браконьерами птиц и зверей.

Когда Хасан со свитой подошли к Нарыму, перед открытыми воротами буксовала новенькая голубая «Волынь» - жестяная пепельница на маленьких колесах. Хасан кивнул своим, они толкнули машину, и «Волынь» вкатилась во двор. Хасан вошел следом, абреки остались за воротами.

Из машины вылез Бурсак, старший егерь заповедника, приземистый коренастый мужик в синей егерской гимнастерке с еловыми лапами на петлицах.

- Здорово, Хасан.

- Здорово, Бурсак.

- Мечтал - не увижу тебя больше, загнешься на зоне.

- А я думал - давно пристрелили тебя где-нибудь на Каштаковской Гриве.

Из дома выскочили две Бурсаковы дочки-мокрощелки, тот передал им сумки с продуктами из города. Старшая презрительно фыркнула на пестрый абречий наряд и гордо отвернулась.

- Давно «мерседес» прикупил?

- Неделю как, - Бурсак любовно погладил свою каракатицу по капоту. - Не разбираешься в машинах? Постукивает что-то в подвеске, - он присел перед колесом, пристраивая домкрат.

Хасан закурил, усевшись на скамью рядом.

- Ты ментов вызвал, Бурсак?

- Зачем? Плановая операция по очистке заповедника от посторонних.

- И не боишься? - удивился Хасан.

- Ты ж меня знаешь, Хасан. Это молодняк твой меня пугать пробует, - кивнул Бурсак за ворота. - Будь я пугливый, я бы тут двадцать лет не прожил... Ключ подай - вон, торцевой...

Хасан, не вставая, бросил ключ ближе к Бурсаку.

- Что менты с нашими делать будут?

- Как обычно. Оштрафуют, ножи отнимут и отпустят.

- Если у тебя так душа про заповедник рыдает, что ж ты торгашей сюда пустил?

- Они цивилизованные люди, не то, что вы, папуасы. У них с порядком строго... А нам деньги нужны, Хасан, чтобы заповедник спасать. Умирают ведь Столбы! Смотри, - он указал на сосны, торчащие над землей на окаменевших корнях. - Это не деревья, мертвецы стоят: корни вытоптаны. И молодняк здесь еще двадцать лет расти не будет. Ручьи попересохли: Медвежий, Берлы, Большой Индей! Вам наплевать, вам только ваши дикие забавы - а на Столбах зверья уже нет, браконьеры выбили, потому что они на колесах, а зимой на «Буранах», а мы, нищие, на своих двоих. И люди к нам не идут за гроши надрываться. Это вы под камнями живете, как сто лет назад, при лучине. А кругом нормальные люди, они жить хотят нормально, в двадцатом веке... Меня тем летом в Калифорнию послали, опыт перенимать в национальный парк. Не был в Калифорнии, Хасан?

- Нет, я за Воркутой сидел.

- Вот это мечта, Хасан! Счастливый сон! - У Бурсака ожили, засветились глаза на обветренной роже. - Громадный парк, как наших пять. Чистый, как в пробирке! Заплатил - приходи, делай, что хочешь. Но только свернул с тропы - штраф. Развел костер - за всю жизнь не расплатишься. И индейцы там замечательно живут, в вигвамах своих сидят, туристы на них пялятся. А кончился рабочий день - перья снимают, в джинсы - и на машинах по домам!

- Это хорошо, что ты был в Калифорнии, Бурсак! - сказал Хасан, поднимаясь - И запомни хорошенько, что видел - внукам расскажешь, потому что здесь, - указал он на Столбы, - такого не будет никогда! Пока я жив. Хасан бросил папиросу и пошел к воротам.

- Слышь, Хасан, - окликнул его егерь. - Знаешь, на чем ты погорел десять лет назад? И снова погоришь, если не поумнеешь?

- Ну?

- Ты думаешь, ты на Столбах живешь? Нет, Хасан. Ты в государстве живешь...

Когда отошли от кордона, Хасан вдруг заметил, что Нахал тащит под мышкой здоровенный рулон красной материи.

- А это что?

- У Бурсака из конторы уперли, пока ты ему зубы заговаривал, - ухмыльнулся Нахал. - Гляди!

Они с Гуляшом развернули плакат «Все на субботник по уборке заповедника!»

- Представляешь, сколько шаровар накроить можно! 

Хасан думал о своем.

- Вот что, Нахал... Я адресов уже не помню - так объясню, на пальцах. Пойдете в город, найдете старых абреков. Кто-то должен еще был остаться. Скажите - Хасан зовет... Пора начинать!..

Посланные в город гонцы вернулись к вечеру. Между ними возвышался длинный, двухметровый почти мужик с крупным грубым лицом, громадными пятернями на тощих жилистых руках, неровно стриженный, не по размеру одетый и вообще весь расхлябанный, играющий на каждом шагу, как на разношенных шарнирах.

- Солдат! - поднялся ему навстречу Хасан.

- Хасан! - завопил тот, и два сорокалетних седых мужика принялись, что было сил дубасить друг друга кулаками и бороться, пока не завалились оба на землю.

- А я аж не поверил сперва, - торопливо, захлебываясь, стал рассказывать Солдат, когда угомонились. - Пришли мальцы, говорят: Хасан зовет! А я глазами лупаю, будто с того света голос услыхал... Чего-то не знаю никого, - разглядывал он абреков. - Мелочь одна краснопузая... А, Цыган, здорово!.. Дуська, ты, что ли? Ну, баба стала! Ох, гляди, глаз положу! - он бесцеремонно огрел Дуську по спине пятерней.

- Погоди... А почему один? - оглянулся Хасан на гонцов.

- Так не осталось никого, Хасан, - ответил Солдат - Без тебя все наперекосяк пошло... Сперва Голуб уплыл. Потом Монах, дурак, втихую на Большого Беркута ломанулся - дня через два только хватились, а его уж лисы объели. По кинжалу опознали. И поехало - один за другим пропадать стали. Пиф спился, зарезали в городе. Людон влип за драку на два года - так и исчез. Спиральный в спортсмены подался - в Альпах золото выиграл, французов обул, как мальчиков. В феске на пьедестале стоял, Хасан! А потом на Памире с ледника сорвался... Остальные - даже не знаю, кто где. Акула, вроде, в городе, но я его уж лет пять не видал... Как чума напала на абреков... - он помолчал. - И я бы пропал, но тетка моя как почуяла что - камнем повисла: не пущу больше! Квартиру на другой конец поменяла, чтоб Такмак в окне не маячил. Троих по-быстрому настрогали. Вот... - Солдат смущенно показал дежурную фотографию троих малышей. - Старшего через неделю в школу поведу - Первое сентября. Первый раз в первый класс... В общем, повязала меня тетка по рукам, по ногам. Да и делать здесь уже нечего было. Как на кладбище ходил... Ты-то как, Хасан?

- Нормально, Солдат, - коротко ответил Хасан.

- Понял. Золотой закон Столбов: лезь на камень, не лезь в душу... А где моя фесочка, моя голубушка, - он развернул пыльные пожелтевшие газеты с абречьим парадом и кривым янычарским тесаком. - В сарае прятал от тетки...

Солдат переоделся - и вдруг неузнаваемо изменился, выправился в развилке и шароварах, перетянутый кушаком.

- На человека похож, - удивленно сказал он, разглядывая себя. - Не думал уже, что снова надену... Хорошо, тетки не было, когда твои пришли. Я ей записку оставил, что в ночную смену вызвали. Завтра к вечеру в город вернусь - спиногрызов в цирк отведу. Сам понимаешь, святое дело. И тогда уже тетке объявлю... Что тихо?! - заорал он. - Чего сонные, мелочь краснопузая? Хасан вернулся! Столбы дрожать должны!.. А помнишь, Хасан, последний раз рассвет встречали все вместе? Ломанемся на Второй - солнце встречать!

- Погоди. Сперва дело сделаем. Столбы чистить надо...

- А ты не объясняй! Ты приказывай! А Солдат - вот он!

Утром под Чертовой кухней кипела жизнь, орали сто динамиков сразу, турики активно подкреплялись перед штурмом вершин, сладкий дымок мангалов висел в воздухе.

- Ух, шашлычку порубаем! - возбужденно хихикнул Гуляш.

Абреки неторопливо, растянувшись по узкой тропе, вышли к Первому столбу. Кроме кинжалов, кое-кто прихватил стальные триконя - тяжелые шипованные подошвы для зимы - и связки страховочных карабинов. Турики поначалу с любопытством глядели на пеструю ком­панию, кто-то даже поднял было фотоаппарат, но Солдат закрыл пятерней объектив:

- Извини, друг, плохо выгляжу сегодня.

В мрачной неторопливости абреков была угроза, и толпа с краю начала расступаться, пропуская их к торговому городку.

Нахал подошел к фотографу, которому позировал недавно.

- Куда пропал? - обрадовался тот. - Клиентов навалом.

- Прячь камеру.

- Чего ты? - опешил тот.

- Разобьется - жалко будет. Давай-давай, быстрей, - похлопал его по плечу Нахал, подталкивая к разложенным на земле кофрам.

Гуляш поймал за локоть бугая в дорогом спортивном костюме, который, доев на пару со своей теткой шашлык, бросил, не глядя, бумажную тарелку под ноги.

- Подними.

Тетка в задранных на лоб темных очках, в блестящих панталонах, обтягивающих ляжки до колен, скучно глянула на Гуляша - и тут же тревожно забегала глазами по сторонам.

- Подними, Леша, - пискнула она.

Бугай и сам заметил уже абреков, неторопливо обтекающих их слева и справа. Нехотя наклонился и поднял.

- И вторую тоже.

- Это не моя.

- А ты все равно подними... Вот так.

Гуляш поставил на свободный столик патефон, завел и аккуратно опустил иглу на диск. В разноголосицу модных песен ворвалась хриплая «Маша».

Солдат, лениво позвякивая об ладонь связкой карабинов, подошел к первому ларьку, посторонил очередь и по пояс просунулся внутрь, опершись о прилавок, так что оказался нос к носу с продавцом. Огляделся, снял с витрины заграничную шоколадку, стащил зубами обертку и откусил половину. Секунду они глядели с продавцом друг на друга.

- Закрывай лавочку.

- Товар успею собрать? - деловито спросил тот..

- Поторопишься - успеешь.

Хасан на полуслове забрал мегафон у зазывалы:

- Граждане отдыхающие! Базар закрывается - на сегодня и навсегда! Господа шашлычники и прочие спекулянты! Маза кончилась! Даю пять минут на сборы! Через пять минут за сохранность товара и лица не ручаюсь!

Наиболее понятливые из торгашей быстро, внавал кидали товар в баулы, тащили сумки к стоящим поодаль машинам. Только кавказцы-шашлычники невозмутимо крутили шампуры над углями, наблюдая исподлобья за развитием событий.

Солдат подошел к крайнему.

- Вай, генацвале, нехорошо. Приехал в Россию, а по-русски ни бум-бум? Перевожу: чайхана - ек! Отваливай!

- А ты кто такой?

- Я - абрек.

- Да хоть Иисус Христос. Я за место заплатил. Отойди, да? - Он оттолкнул Солдата. Тот будто невзначай зацепил за ножку столик, с которого тут же ухнула под ноги сыну гор громадная столовская кастрюля с маринованным мясом.

- Ай-яй-яй! - огорчился Солдат.

- Зарежу, собака! - тот схватил длинный кухонный нож и кинулся на Солдата.

Гуляш опрокинул на него мангал с углями и раскаленным шашлыком. На помощь кавказцу бежали соседи с ножами и гирьками, дюжие охранники с нунчаками, брызнули в стороны перепуганные турики - и началось побоище с матом, лязгом триконей и карабинов, орущими по-прежнему магнитофонами и «Машей».

Гуляш сцепился с охранником, плечом вдавил того в стену киоска. Охранник с фанерной стеной рухнул внутрь, и его засыпала пирамида пивных банок. Трещали и складывались, как карточные домики, ларьки, разлетались угли, опрокинутый мороженный аппарат вдруг выдул сугроб пломбира. Абреков было больше, тренированные охранники были сильнее. Но тут в центр драки ворвался Цыган.

- Ложись!! - заорал он, бешено вращая глазами.

В руках у него были гранаты с тлеющими фитилями. Бросать, собственно, было некуда - красные развилки абреков перемешались со спортивными костюмами охранников, - и Цыган запустил гранаты в сторону. Грохнул взрыв, другой, накатило гулкое эхо от Чертовой кухни, и торгаши сломались, побежали к машинам.

- Угли гаси! - крикнул Хасан.

Часть абреков кинулась топтать раскатившиеся среди сухих корней угли, остальные забрасывали отъезжающие машины банками с пивом. Солдат кинул одну, другую, третью придержал, глянул название, открыл и присосался.

Абреки стирали с лиц кровь и пот, переводили дух, оглядываясь на разоренное торжище.

- За подмогой поехали, - сказал Солдат. - Скоро вернутся.

Завывая моторами, перегретыми на долгом подъеме, к Чертовой кухне выехала кавалькада - впереди джип - «Патруль», за ним с десяток «тойот» и «жигулей». Выскочившие из машин ребята были покруче шашлычной охраны. Сжимая в карманах пистолеты, они настороженно озирали поле недавнего боя, окрестные скалы и заросли. Кругом не было ни души.

Из «Патруля» вышел мужик в дорогом костюме, в темных очках.

- Ба! Кого я вижу!

Приехавшие разом обернулись на голос - Хасан сидел на невысоком карнизе над ними.

- Ты ли это, Боров? - продолжал Хасан. - Ну, дела! Я-то думал, ты все так же бомбишь алкашей у вокзала, если не порезали по пьяни или менты не свинтили, а ты - в галстуке! Да на красивой машине! Это ничего, что я сижу?

- Хасан, что ли? - подошел ближе Боров.

- Я, Боренька. Или как там тебя теперь звать-то: Борис... прости, по батюшке не знал никогда...

- Твоя работа? - кивнул Боров на разгром. - Ты знаешь, сколько я на тебя за это повешу? До смерти раком будешь стоять - не расплатишься!

- Эй, ты! Иди сюда, чучело, - один из крутых ребят вытащил «вальтер», - Считаю до трех! - он взвел курок.

Сверху раздался протяжный свист, и с Первого поскакал по уступам, грохоча и разбрызгивая осколки, громадный камень. Гости бросились врассыпную. Камень вдавил на полметра землю, и, ломая кусты, улетел в лес. Другой, побольше, протаранил две машины.

Крутые ребята отступили от столба, паля изо всех стволов по мелькающим тут и там красным развилкам. Вскоре стрельба затихла, гости замерли, чутко водя стволами по скалам - стрелять было не в кого.

- Это вы зря. - Хасан снова возник на карнизе, - Вам еще обратно ехать. Дорога дальняя, мало чего случится?

Боров негромко приказал что-то своим, те нехотя попрятали оружие. Сам он, миролюбиво подняв ладони, опасливо поглядывая вверх, снова приблизился.

- О'кей, Хасан. Ребята погорячились, они городские люди, они не знают, что такое Столбы и кто такой Хасан. А я прожил здесь два года... Давай решать вопросы мирно, как деловые люди. Если ты претендуешь на свою долю, не надо было кулаками махать, надо было просто связаться со мной. Твое право. Это действительно уже сто лет ваша территория. Я предлагаю, скажем, два процента.

- Что ж так дешево? - искренне удивился Хасан.

- Это огромные деньги, Хасан! Ты что думаешь, я здесь шашлыками торговать буду? - засмеялся Боров. - Тут золотое дно, Хасан! Это многие поняли, только я первый успел. Администрацию мы уже прикормили. Сейчас мы откупаем заповедник - весь, до последнего камешка. Это решенный вопрос, у меня есть люди в Верховном Совете. Не сегодня - завтра французы начнут строить канатную дорогу, потом будет отель, будет международный центр горного туризма - проекты уже есть. Американцы, англичане, турки - все рвутся сюда, но все они придут ко мне со своими деньгами. Здесь миллионы, Хасан, сотни миллионов! Ты со своими ребятами возьмешь на себя охрану. Ваша форма будет единой для всего персонала. А когда откроем школу скалолазов - это я целиком отдам тебе на откуп. Ты по золотым камням ходишь, Хасан!

- Красиво говоришь, - сказал Хасан. - А теперь слушай меня. Хоть ты и прожил здесь два года, но так ничего и не понял. Как торговал водкой по ночам, так и остался мелким спекулянтом, хоть и в галстуке. Слушай: пока жив хоть один абрек - не будет здесь ни тебя, ни других торгашей, ни отеля, ни французов с англичанами. Будет заповедник, где вас нет! Иди, Боров, и по сторонам не смотри - не твое!

Боров удивленно покачал головой.

- Ты дурак, Хасан? Или не понял, о чем говорю? Или детство еще в голове играет? Я же тебя раздавлю, как клопа! На камнях ведь не проживешь, в город спустишься - там я с тобой по-другому буду разговаривать. Пижон дешевый!

- Иди, Боров, утомил.

Боров кивнул своим, и они пошли к машинам. Кое-как завели покореженные «жигули». Крайний парень оглянулся через плечо на Хасана, взвел в опущенных руках пистолет. Вскинул ствол...

Но на карнизе уже никого не было, Хасан будто растаял в воздухе.

Абреки, как мурашки, тащили на Скиталец трофеи: полные охапки сладостей, уцелевшие бутылки - водку, шампанское, заморские ликеры. Гуляш пер за спиной мешок пива, Нахал - сноп шампуров с недожаренным шашлыком. На Скитальце все свалили в кучу, бутылки расставили отдельной батареей, запалили костер, Кукла и Варежка доставали алюминиевый сервиз - готовились к торжеству. Собственно, приглашения никто не ждал, каждый пробовал, что хотел. Ликеры по кругу отхлебывали из горлышка, кривились - «очко слипнется», французский коньяк не оценили - «самогон, даром, что пузырь красивый». Поживились и шмотьем по мелочи: один в ковбойской шляпе поверх фески, другой в новой футболке с Бэтменом под развилкой; не забыли и про теток - Варежка в зеркальных очках шикарно покуривала длинную черную сигарету. Кукле Нахал поднес сувенир в прозрачном футлярчике, который под общий радостный гогот оказался фигурным презервативом. Дуське каждый втихаря нес красивый дезодорант - видно, из одного киоска, потому что у нее собралось десять одинаковых флаконов.

Изрядно уже отяжелевший от пива Солдат снисходительно смотрел на общее веселье, рассуждал, обращаясь к сидящему рядом Цыгану:

- Чего радоваться-то? Ну, наваляли арам, вот радости-то полные шаровары! Раньше кому наваляешь - вечером и не вспомнишь. А-а! - махнул он рукой. - Чего говорить, кончились абреки. Как Хасана посадили, так и кончились, потому я и ушел. Раньше - это ж какие люди были! Хасан, Голуб, Акула, Монах! Помню, тоже приехали из города разбираться - человек двадцать. А нас четверо - Хасан, Голуб, Спиральный да я. Хасан встал перед ними - и спросил: «Ну?» Одно слово сказал: «Ну?», - попытался воспроизвести непослушным языком Солдат. - Те повернулись и уехали... Одна надежда - Хасан вернулся. Он из вас абреков сделает. А то, что абреки, что «изюбри» вонючие - все одно... Раньше, помню, мы только со Скитальца выходим, а все Столбы уже знают - абреки на Каратановский равелин пошли! Внизу собираются, смотрят; как мы фигуряем...

- Да ладно трепать-то! - не выдержал Цыган. - Утомил, папаша! «Раньше! Хасан! Голуб!» Фигуряли они! Там корова задом пройдет, где вы фигуряли! Один звук остался - Хасан твой да Голуб!

- Ты что, с болта сорвался? - опешил Солдат. - Мы ж первые там ходили, когда тебя еще мамка не придумала! Я первый по Кровососу прошел!

- Нахал! - крикнул Цыган. - Тебе сколько лет было, когда ты на Кровосос пошел?

- А? - обернулся от костра Нахал. - Не помню. Лет пятнадцать. А че?

- Ниче, - отмахнулся Цыган. - Понял, папаша? Там турики теперь резвятся, где вы ходили! А на Рояле ты играл? А на Мясо ты ходил? Знаешь, почему «Мясо» называется? Да хоть Пятна ты щупал на Первом? Нет? Так сиди и молчи! «Абреки кончились»! Это ты кончился. А за нас не волнуйся!

- А ну пошли! - вскочил Солдат. - Я тебя на любом столбе сделаю, как щенка! Я - Солдат, а ты кто?

- Да пошел ты... - отвернулся Цыган. Хасан запрыгнул на Скиталец.

- В карауле кто?

- Тритон.

- Цыган, на ночь второго внизу поставишь... Ну, - потер руки Хасан, оглядывая застолье. - Чего Бог послал? Погодите метать, сперва торжественная часть! Нахал, иди сюда!

Он достал Нахалову феску.

- За проявленный в бою героизм возвращаю тебе феску и снова посвящаю в абреки! - он торжественно ударил Нахала плашмя кинжалом по плечу и нахлобучил ему феску.

- Ура-а-а! - грянули абреки.

Хасан развернул Нахала и дал ему пинка в зад:

- А это за старое, чтоб больше не вспоминать! - Он сел, налил себе водки в кружку, серьезно сказал: - Кому надо возвращаться в город - вместе туда, вместе оттуда. По одиночке не ходить. А в городе смотрите сами. Город - не Столбы, там каждый выживает один... Нас мало, ребята, но Столбы были и будут наши! Всегда! Пока Столбы стоят!.. Ну! - он поднял кружку. - Чтоб калоши не скользили!

Абреки чокнулись мятыми кружками с «наполеоном» и «смирновской».

Хасан дотянулся до гитары, взял пару аккордов.

- Солдат, давай нашу, а то здесь слов уже никто не помнит... - он огляделся. - А Солдат где?

- Да был только что...

- Калоши надевал, - вспомнила Варежка.

- Они с Цыганом тут спорили, - сказал Гуляш.

Хасан настороженно глянул на Цыгана.

- На Первый, наверное, поперся, - усмехнулся тот. - На Пятна.

- У тебя что, с головой плохо, Цыган? - зловеще спросил Хасан. - Он же пять лет на камни не ходил!

- А я ему в няньки не нанимался, - спокойно ответил тот. - Закон: каждый выбирает ход сам…

Когда абреки выбежали к Первому, Солдат был уже под самой верхушкой, передыхал на карнизе, примеряясь к Пятнам. Ход - пятна-проплешины на мшистом каменном брюхе, подсказывающие, куда упирать калоши - тянулся по крутой дуге вверх над обрывом.

- Солдат, стой! - что есть сил заорал Хасан, надсаживая горло. - Приказываю - стой!!

Разобрать слова на стометровой высоте нельзя было, но Солдат услышал крик, увидал внизу суетящихся красных мурашей и остался доволен, что будут свидетели. Он отошел на дальний край карниза, встал, покачиваясь взад-вперед, собираясь для броска. Это был беговой ход - надо было хорошо разогнаться по карнизу, чтобы скорость прижимала калоши к камню, и забежать наверх по почти вертикальному пузу.

- Я кончился?.. Солдат, значит, кончился, сука, да? Смотри, щенок, как старые абреки ходят! - он откачнулся подальше назад, замер на мгновение - и побежал. Толкнулся от карниза, точно попал носком в первое, второе, третье пятно...

- Стой!! - последний раз проорал Хасан. Обернулся: - Нахал! Еще кто-нибудь! Наверх по Собольку! Гуляш - по Трубе! Кушак кинешь, если зацепится!

Те бросились к боковым ходам, хотя все понимали, что зацепиться на Пятнах не за что.

Абреки замерли в напряжении, глядя вверх, повторяя про себя каждый шаг Солдата...

Скорости не хватило, каждый следующий шаг был медленней, и, наконец, за три пятна до спасительной бровки Солдат не смог уже переступить и застыл, еще удерживаясь носками калош на вертикали.

- Руками не трогай! - отчаянно крикнула Дуська, комкая развилку на груди.

Солдат не слышал, он сам знал, что нельзя касаться камня руками, но калоши чуть-чуть проскользнули, и он судорожно вцепился пальцами в каменное пузо. Он плыл - пока еще медленно, коротко проваливаясь с одной крошечной неровности на другую. Ногти на скрюченных пальцах лопнули, из-под них ударила кровь, оседая шариками на ворсинках мха...

- Толкайся! Толкайся в деревья! - закричали абреки. Солдат глянул вниз под рукой - на маленькие игрушечные кроны сосен, на красных мурашей с обращенными к нему лицами. И провалился совсем, давя стон, оставляя полосы содранного мха.

Кто-то вскрикнул, многие опустили головы, чтобы не видеть. Солдат пролетел метров тридцать, инстинктивно приземлился на ноги на катушку, его с размаху ударило плашмя о камень, и подбросило, прокрутило несколько раз в воздухе безвольное уже тело...

Юрий Коротков. Абрекъ. Продолжение

Автор: null

Владелец: Деньгин Владимир Аркадьевич

Предоставлено: Деньгин Владимир Аркадьевич

Собрание: Ю.Коротков. Абрекъ

Использование материалов сайта разрешено только при согласии авторов материалов.
Обязательным условием является указание активной ссылки на использованный материал

веб-лаборатория компании MaxSoft 1999-2002 ©