Часть IV. 1968 - 196913. Тренировки.14. а/л "Талгар", а/л "Ала-Арча". 15. Пик Ленина. 16. а/л "Талгар". 17. 1969. Матча. 18. Болгария. 1968. Испытание высотой.13. Тренировки.С каждым годом мы увеличивали объём тренировок. В Академгородке проводились лыжные гонки. Мы с Иосифом Добкиным принимали участие во всех семи соревнованиях, а я, кроме этого, участвовал ещё в соревнованиях крайкома машиностроения. И с этой зимы я стал ездить в поезде здоровья в Горную Шорию. Стартовали в пятницу с Главного вокзала, а возвращались в понедельник в полшестого утра. В Шории много катались на лыжах, совершали длинные радиальные выходы по глубокому снегу. Нагрузка набиралась приличная. Ранней весной тренировались на левом берегу у коммунального моста. Увеличили бег до карьера и использовали рельеф дамбы, на прямых участках ускорялись. По утрам я бегал на берег Оби, делал 40-минутную зарядку и купался в реке. Иногда мой маршрут пролегал от дома к коммунальному мосту, там встречались с Львом Палычем и Лёхой (не помню его фамилию). Мы вместе купались и разбегались по домам. В "Талгар" я поехал на вторую смену. 14. а/л "Талгар", а/л "Ала-Арча".В "Талгаре" начальником учебной части работал Колегов Александр Павлович, а инструкторами красноярцы Ушаков, Ерёмин, Лях и многие другие. Я занимался с разрядниками, сходил на несколько вершин выше 4000 метров и хорошо акклиматизировался. Получил телеграмму из Новосибирска и поехал во Фрунзе в альплагерь "Ала-Арчу". Там мы провели учебно-тренировочный сбор. Сходили тренировочное восхождение на Изыскатель, а потом Калужский, Саратовкин, Серьёзнов и Терещенко полезли на Свободную Корею по маршруту Мышляева 6 кат.тр., а мы на леднике Ак-сай остались наблюдать за ними. Когда они спустились, то мы все, кроме Калужского, полетели в Ош. 15. Пик Ленина.Прилетели и расположились в аэропорту, прямо на земле, постелив коврики. На пик Ленина мы поехали по коллективной путёвке от альпинистского лагеря "Дугоба". Юра Устиновщиков из Новосибирска прилетел в Фергану, получил снаряжение и питание на 12 человек. Мы ещё в Новосибирске составили список со своими размерами. Из снаряжения он привёз пуховые костюмы, шеклтоны, верёвки, карабины, ледорубы и две высотные палатки. На следующий день мы не расходились, не гуляли по городу, ждали машину, изнывая от жары. В обед Юра приехал на машине ГАЗ, мы загрузились и поехали в Алайскую долину. Каждый из нас мечтал попробовать себя в высотном восхождении и зайти на семитысячник. В лекциях, которые мы много раз слушали, нам рассказывали, что это очень трудное дело. На высоте многие болеют горной болезнью, ничего не могут есть, наступает слабость, сонливость и т.д. Мы испытывали любопытство и лёгкий мандраж. Каждый думал: "Удастся ли мне справиться со всеми трудностями, выдержу ли высоту?" Никто из нас выше пяти тысяч не поднимался. Правда, все ежегодно выезжали в горы на разные промежутки времени. Я хоть и самый молодой, но в горах провёл больше всех дней, работая инструктором. Алай.К вечеру машина стала подниматься на перевал Талдык – 3680 м. Холодало, и мы надели пуховки, в них сразу стало тепло и весело. Вдали увидели снежные вершины Заалайского хребта. Начали спускаться в долину. Алайская долина или, как её называют, Алай имеет среднюю высоту в 3050 метров над уровнем моря. Алай – одна из наиболее замечательных высокогорных долин Средней Азии. Она представляет собою глубокое и широкое понижение, тектоническую впадину, зажатую между Алайским и Заалайским хребтами. Они поднимаются по краям долины высокими, резко выраженными грядами. Заалайский хребет покрыт глубокими вечными снегами, Алайский же в летнее время почти полностью освобождается от снега, его высота значительно меньше. Длина Алайской долины равна ста тридцати трём километрам. Ширина на меридиане урочища Сарыташ достигает почти двадцати двух километров, а в западной части сужается до восьми. Проехать из Ферганской долины в Алай возможно только через перевалы. Ландшафт восточной части типичен для высокогорной степи. Здесь невозможны посевы, здесь растут только густые, обильные травы. Сочные альпийские травы – прекрасный подножный корм для скота. На западе климат значительно мягче, там сеют злаки – рожь и ячмень, там находится много киргизских селений, летовок и зимовок. Базовый лагерь. Футбол.И вот мы приехали на поляну Эдельвейсов и поставили палатки. Высота примерно 3500 м. Кроме нас на поляне расположились альпинисты московского "Буревестника" и ещё много палаток с альпинистами из других регионов. Мы начали подгонять снаряжение, проходить медосмотр. Через два дня москвичи пригласили нас сыграть в футбол. Играли два тайма по 30 минут, сыграли вничью 3:3. Они выкатили две трёхлитровых банки сока, которые мы с большим удовольствием выпили. Жажда на такой высоте одолевала, после игры тем более. Акклиматизационный выход.Через три дня мы вышли на заброску. Взяв палатки, верёвки и часть продуктов через перевал Путешественников пришли на ледник Ленина и поставили палатки напротив склона пика Ленина. Разместились в трёх палатках-памирках. В нашей палатке, кроме меня, жили Валера Водолажский, Гена Ермолаев и Юра Парилов. С Юрой мы вместе начинали заниматься альпинизмом в а/л "Актру". Он жил в доме, где находился клуб альпинистов, там же жил и Валера. С Юрой мы всегда тренировались на скалах в карьере "Борок" и участвовали в соревнованиях. С Геной в "Актру" вместе сходили на 11 вершин. У нас получилась дружная четвёрка. С руководителем восхождения Лёшей Серьёзновым я в "Туюксу" выполнял 3-й разряд и учился с ним в одном отделении в школе инструкторов. Эдик Керзон также учился с нами. Ещё в команду входили Толя Богомолов, Алик Саратовкин, Володя Афанасьев, Валера Карев, Гриша Каспирович и Володя Терещенко. Утром мы вышли, и обогнув контрфорс по леднику, стали подниматься к скалам Липкина. Они названы по имени пилота, самолёт которого упал на эти скалы. Неглубокий снег позволял идти не напрягаясь. Высота оказалась всем приемлема. А вот и самолёт, вернее его останки. Все предыдущие восходители брали с собой от него сувениры, всё что смогли отломать и отвинтить. Нам уже взять нечего, сохранились только корпус из труб и труба, идущая к фюзеляжу. Оставалось лишь сожалеть, что мы остались без сувениров. Тогда мы не знали, что у нас будут более существенные памятные вещи. Поднявшись на 5600 и поставив каждый свой рекорд высоты, мы начали спускаться. Но не вниз влево по своим следам, а сев на пятые точки, по снегу вмиг скатились к своим палаткам на ледник. Наутро начали спуск на поляну. Ниже перевала Путешественников пошла трава, горный лук и мелкие цветочки. Слегка обгоревшие, мы вернулись в наш базовый лагерь. Два дня отдыха. Все начали поправлять, подгонять личное снаряжение, общаться с альпинистами из других экспедиций. Но главным образом отдыхать. Восхождение.Через два дня вышли на ледник Ленина, взяв личные вещи и продукты. В основном всё уже забросили в первый выход. В лагере на леднике (на 4200) стояло много палаток. Готовился парашютный десант на плато и на вершину. Альпинисты московского "Буревестника" и из других городов, обеспечивавшие встречу десанта, уже вышли на маршруты. Руководил ими Виктор Галкин, ему подчинялись военные и даже генерал. Мы знали, что будут прыгать парашютисты, но без подробностей. Выход с ледника назначили на восемь часов. Вместе с нами выходила группа киношников, руководил ими Марк Трахман. Он попросил, чтобы мы помогли нести им часть груза. Мы согласились и взяли у них кассеты. Утром вышли, неся по 23 килограмма. Поднявшись до скал Липкина и отдохнув, начали в лоб по снегу подъём на плато. Снег раскисает, идти становится труднее. Наша четвёрка впереди. Остановились, и киношники подбросили нам ещё по паре банок. Солнце жарит нещадно. У Серьёзнова, как всегда, обгорают губы, и он мажется толстым слоем пасты Лассара. У многих лицо закрыто марлевой повязкой. Валера Водолажский на остановках достаёт кулёк с глюкозой и выдаёт каждому по столовой ложке. Я отказываюсь – проверяю себя, смогу ли обойтись без подкормки. К 14 часам ужасно хочется есть. Выходим на плато, высота 5600. Продолжаем идти. На плато как на сковородке, раскалённой солнцем, снег размяк, проваливаемся по колено. Начинаем роптать, чтобы остановиться поесть. В конце концов уговариваем Лёшу и останавливаемся. Вытаптываем площадки под палатки, делаем стенки, устраиваемся на ночёвку. Пить хочется неимоверно, к тому же на такой высоте очень сохнет в горле. Алик Саратовкин в банке из-под селёдки кипятит чай. На леднике он хвалился, что взял с собой китайский лимонник, и что он тонизирует и хорошо утоляет жажду. Все наливали чай в свои кружки, но пить никто не смог. Алик вылил весь пузырёк лимонника в банку. Можно представить разочарование жаждущих и ожидавших влаги людей. Чай готовим из снега, и процесс этот не быстрый. Алика наградили соответствующими комплиментами. Но в итоге поели, напились и улеглись спать. Утром вышли, прошли всё плато и стали подниматься по склону на гребень. При подъеме ветер дул справа, приходилось закрываться капюшоном. На гребне спустились метра на три ниже и поставили палатки за снежной стенкой. В двух высотных палатках спали по шесть человек – довольно тесно. Алик и Керзон сделали себе снежную нишу, устроились в ней на ночлег. Высота 6400 метров, в палатке воздуха не хватает, делаю себе небольшую дырочку во входном пологе и засыпаю. Теперь путь к вершине проходит по гребню. Гребень широкий, безопасный, можно идти даже без верёвки, но наша четвёрка идёт в связке. Идём с рюкзаками. Зачем их несём, ведь спуск у нас по пути подъёма? Перед вершиной есть крутой взлёт метров 200, называется Запятая. Наша четвёрка идёт впереди с большим отрывом. Парашютисты.Над вершиной показался самолёт АН-12. Он сделал круг, от него отделился парашют и начал спускаться на плато. Мы видим, что его сильно сносит ветер. Самолёт сделал ещё один круг, и от него отделилось двенадцать точек. Навстречу нам попались москвичи, транспортирующие что-то, завёрнутое в палатку. Это оказался их товарищ Горяч. У него началось воспаление лёгких, его быстро спускают. Виктор Галкин идёт немного впереди и говорит нам: "Сегодня бросать не будут, сильный ветер". А я ему: "Смотри, они уже летят!" Он посмотрел и побежал вниз. В это время самолёт бросил ещё двенадцать парашютистов, а потом ещё двенадцать. Подхваченные сильным ветром, они спускались стремительно. Зрелище захватывающее. Парашюты синие, красные, желтые на белом фоне представляли какое-то фантастическое шоу, да ещё на такой высоте. Никогда в жизни подобного не видел, да и вряд ли увижу. А потом, после очередного круга, появились ещё десять точек, но полетели они как-то хаотично, гонимые разными порывами ветра. К Запятой снизу выходила группа альпинистов, но мы не знали, чья она. Решили рюкзаки оставить, потому что путь до вершины просматривался полностью. Я отстегнулся от связки и пошёл один. На Запятой догнал группу, поднявшуюся по "Метле". Это оказались инструктора из а/л "Дугоба" и в их составе Нина Мурзина, жена моего друга Анатолия Шабанова. Мы вместе поднялись на вершину. На вершине находился большой гипсовый бюст Ленина и его маленький бюст, чёрный. Я принёс вымпел нашего ДСО "Труд". Подошли Валера, Гена и Юра. Вот мы и на пике Ленина. Неужели сбылась наша мечта взойти на семитысячник? Мы все великолепно себя чувствовали. Когда поднимались, то ждали, когда же будет тошнить, болеть голова и появятся те неприятные ощущения, о которых нам рассказывали на лекциях. Но ничего этого не случилось, и мы поняли, что с восхождением справились. Правда, фотоаппарата у нас не оказалось. Я на вершине находился уже около часа. Дугобинцы ушли, а наши ребята поднимались далеко внизу. Мы начали спуск, около рюкзаков встретились с Серьёзновым и остальными. Долго уговаривали Лёшу, чтобы он разрешил нашей четвёрке уйти вниз. Мы себя чувствовали хорошо и были полны сил. Всё-таки мы его уговорили. Довольно быстро спустились на плато. Там увидели забавную картину: разбросаны парашюты, сумки парашютные, тюбики с мёдом, окорок в целлофане, пустые бутылки из-под пива и разные вещи. Сидят три человека и вырезают каландрированный капрон из куполов парашютов. Мы поняли, что сюда приземлились те 36 парашютистов. Трое ребят оказались фрунзенцы, наши друзья: Володя Кочетов, Женя Стрельцов, Толя Тукстукбаев, – из группы Галкина. В комплект парашюта входили специальные ножи и мы, увидев их у ребят, начали искать в разбросанных парашютах, но ни одного не нашли. Перекусив продуктами, найденными на снегу, мы начали готовиться к спуску. Кочетов сказал, что парашютистов увели армейские альпинисты САВО. Толя дал мне бритвочку (не понимаю, как она у него здесь оказалась), и я стал вырезать из парашютов каландр: красный, синий, жёлтый и немного белого. Ещё я взял чехол от запасного парашюта и сумку. Заложил всё в рюкзак, а также прихватил две верёвки. Их валялось много, и я подумал, что всё равно это добро пропадёт под снегом. На плато мы провели часа два. Затарившись и попрощавшись с киргизами, начали спуск по снежному жёлобу, который остался после транспортировки Горяча. Валера Водолажский набил свой рюкзак и сумку парашютами, взвалил сумку на рюкзак и двинулся вначале по гребню, а потом по жёлобу. Проваливаясь выше колена, он долго так идти не мог, вконец измотавшись, привязал сумку репшнуром к поясу. Мы сели на пятые точки и заскользили вниз, хоть и не быстро, но всё же не тратя много сил на передвижение. Сумка сильно тормозила Валеру и, промучившись с ней минут 20, он её отцепил. Мы догнали транспортирующих перед скальными выходами, до ледника оставалось метров 500. Даже помогли им немного страховать. Там, где мы после заброски скатывались на пятой точке, снег стаял и оголился лёд. На страховке палатку с больным перетащили траверсом к большому камню и организовали станцию. Москвичи стали его спускать, надвязывая верёвки. А мы, в шеклтонах, рубили каждый сам себе ступени, идя траверсом к станции. Валерка сорвался и улетел вниз на 400 метров. У него всё сложилось удачно, он на рюкзаке скатился благополучно. Уже стемнело, мы услышали его крик, что всё хорошо, и мы можем воспользоваться его примером. Мы, конечно, его слова проигнорировали. Подошли к станции, я дал свои две верёвки, и все транспортирующие, кроме двоих, спустились спортивным, одиннадцать верёвок прямо на ледник, к палаткам. Двое, поставив палатку, ночевали у большого камня и утром, сняв верёвки, присоединились на леднике к остальным. На леднике Ленина.Выспавшись, мы часов в 11 вышли из палатки. Доели окорок, мёд, попили водички. И два дня ждали нашу восьмёрку. Рядом стояли палатки москвичей. Сюда же стали приходить парашютисты, которые прыгали на вершину пика Ленина. Их сопровождали альпинисты группы встречи. К концу дня на леднике их собралось пятеро. Потом мы узнали, что один парашютист улетел в Саук-Дару, на южные склоны п. Ленина, сломал ногу, и его привезли только на четвёртый день. Мы могли уйти на поляну Эдельвейсов, но Лёша велел ждать на леднике. Москвичи на наших глазах готовили еду и ели, а мы сидели голодные. Валера Кравченко из московской команды жил в Новосибирском Академгородке, женился на нашей альпинистке Соне Усовой, я гулял у них на свадьбе. Но просить поесть – это не в правилах сибиряков. А москвичи как-то не замечали, что мы не готовим и не едим. Через два дня спустились наши товарищи, и мы ушли с ледника. Базовый лагерь.Придя в базовый лагерь, стали отъедаться. У всех хриплые голоса, у некоторых ангина, полоскали горло фурацилином и пили горячий чай. К Лёше подошёл полковник, потом к нашей четвёрке и попросил отдать парашюты, если они у нас есть. Мы сделали удивлённые лица и ответили, что, конечно же, у нас нет никаких парашютов. Генерал хотел послать на плато за парашютами армейских альпинистов, но они наотрез отказались. Несмотря на то, что погибли четыре парашютиста, экспедиция Галкина перебазируется в район пика Коммунизма. Мы с Водолажским пошли к Вите Галкину и попросились на пик Коммунизма. Галкин сказал, что с удовольствием взял бы, но у него и так много народу, и он не вписывается в бюджет. На следующий день к нам в гости пришёл Владимир Иосифович Рацек – полковник, ЗМС, заслуженный тренер по альпинизму, руководитель альпинистов САВО. Он поздравил нас с успешным восхождением и дал машину, которая увезла нас в Фергану. Фергана. А/л "Дугоба".Мы приехали на базу а/л "Дугоба", сдали снаряжение. На базе к нам опять подходил полковник и просил отдать парашюты, вероятно кто-то ему на нас капнул, но мы опять изобразили удивление. Обыскивать наши рюкзаки без санкции он не мог и от нас отстал. Мы быстренько уехали в "Дугобу". Парни ушли на САГУ, 5А, а я остался в лагере. Там работал инструктором Лёха Потехин, с которым я учился в школе инструкторов. Ночевал я у него в домике, один раз поел в столовой и всё. Если бы у меня в "Талгаре" появился гость, то он бы без еды не остался. Я сидел на берегу речки. Ко мне, с ребёнком на руках, подошла Галя Тысячная, начальник учебной части и говорит: "А ты что сидишь, мальчик, иди-ка потаскай песок с отделением!" Я инструктор, даже не младший, а она мне "мальчик". Конечно, никакой песок я таскать не стал. В лагере оказался Володя Индюков из "Томска-5", он для своих альпинистов получал путевки в Новосибирском Облсовете ДСО "Труд". С ним я уехал в Фергану, на базу. Когда вернулись с восхождения наши, мы перебрались во Фрунзе. Там Лёша Серьёзнов дал мне три рубля, плюс мои какие-то копейки, но до билета на автобус немного не хватало. Я пошёл в Алма-Ату пешком. На трассе остановил первый попавшийся автобус, сказал, что мне нужно в Алма-Ату, но не хватает семидесяти копеек. Шофер посадил меня и взял деньги. Я лёг на заднее сиденье и с комфортом добрался. Ещё двадцать минут на троллейбусе – и я на Винодельческой – дома! 16. Талгар.В пересменок на базе много народу, есть знакомые инструктора. Тут же я встретил Альвареса Вецнера, он из лагеря ехал домой. Раньше он занимался парашютным спортом. Я рассказал ему про восхождение, про прыжки на плато и на вершину, показал парашюты. Альварес просил у меня парашют, хотя прыгать на нём уже невозможно, да я их и брал для пошива пуховки и, конечно, ему отказал. Утром я уехал на лагерной машине на перевалку и поднялся в лагерь. Началась четвёртая смена, я работал с разрядниками. В конце смены Булат Бурумбаев, Витя Сидельников, Герта Браун и я совершили восхождение по северной стене пика Талгар по пути Пелевина, 5Б кат.тр. Мы поднялись по леднику Северный Талгар и утром вышли на маршрут. Вслед за ледовым участком начались скалы. Я пролез ключ и подошёл к Булату. И в это время мой рюкзак, привязанный к крюку в сорока метрах ниже, улетел на ледник. Наверное, камень перебил репшнур. В рюкзаке палатка и мой спальный мешок. Когда к нам подошли Витя и Герта, уже начинался снежок. Мы продолжали движение по скалам, крутизна их уменьшалась, и мы лезли одновременно. Снег всё усиливался, вершина приближалась. Высота около пяти тысяч метров, видимости совсем не стало. Мы нашли место около скалок и примостились на ночёвку. Примус у нас имелся. Ребята залезли в спальные мешки, а я остался только в пуховке. На этом месте мы провели две ночи и полтора дня. Замёрз я неимоверно. Как только кончился снег и появилась видимость, мы двинулись к вершине. Взойдя, увидели группу наших инструкторов, идущих траверс Талгара. В их группе шла Анна Михайловна Власова, женщина в возрасте пятидесяти семи лет. Руководил Радик Мансуров. Мы, вместе с траверсантами, прошли до главной вершины и встретили ещё одну группу, внелагерную. В ней оказались мои друзья Володя Ушаков и Бабир Мансуров. Мы объединились и пошли искать путь вниз на ледник Корженевского. Уже наступил вечер. Бабир сказал, что у нас есть час светлого и час тёмного времени. Пройдя по гребню и выбрав кулуар, начали спуск. Стемнело. Кулуар стал круче, и пришлось навешивать верёвки. Пустили в ход все. Восемнадцать человек спускались до двух часов ночи. На леднике поставили палатки, я залез в четырёхспальный мешок на гагачьем пуху, впервые за трое суток согрелся и спал как убитый. Спали, пока не появилось солнце. Траверсанты пошли на в. Южный Талгар и пик Горина, а наши две группы, пройдя в верховья ледника, поднялись на перевал Суровый и вышли в Средний Талгар. Через некоторое время на зелёную поляну спустилась и группа Радика Мансурова. Анна Михайловна, после перевала шла и ругалась, "Это не женская тропа, приведу девок, и мы выложим её плоскими камнями". Анна Михайловна Власова.Она раньше вроде бы жила в Новосибирске, но что родственники её жили там – это точно. Я сам видел её в городе, когда она, со значком мастера спорта на груди, продавала какие-то ягоды на рынке. Появилась она в "Талгаре" в 1965 году, может быть, она инструкторила там и раньше, не знаю. Но что работала в "Туюксу" – однозначно. В "Талгаре" она вела значкистов, и в её отделение попал Володя Крейзер, легкоатлет, столбист. Анна Михайловна любила готовить и хорошо это делала. На выход её участники всегда брали муку и после занятий или восхождения под её руководством готовили пельмени и стряпали лепёшки, пирожки и печенье, которое она называла "кральки". Все отделения поедят и отдыхают, а её девчонки и парни сидят и стряпают. Когда еда уже готова, к ним на угощение подтягиваются инструктора других отделений, друзья участников, и всё это быстро исчезает в желудках гостей. Володя сильно возмущался, что мало отдыхают, ведь все они в отпуске. Приехав на следующий год в лагерь третьеразрядником, Володя к своему разочарованию попал опять к Анне Михайловне, которая работала уже с разрядниками. Ему пришлось вновь пройти все кулинарные муки. Однажды к ней приехала племянница, симпатичная девушка. Ребята молодые, все около неё так и вертелись. Анна Михайловна сказала: "Кто к Нинке подойдёт – отравлю". Мы, инструктора, жили в двух домиках за бухгалтерией. Однажды она испекла лепёшки и принесла мне на тарелочке. Я и говорю: "А не отравите, Анна Михайловна?" Она мне: "Ты что, ты что, Бархатов, ты же инструктор", – все рассмеялись. Валера Ерёмин рассказывал, что однажды в палатке она надела пуховой костюм, потом штормовой, подвязалась пуховой шалью и начала залазить в пуховой спальник. Валера говорит: "Анна Михайловна, жарко же будет". На что она ответила: "Знаю я вас, мужиков!" Однажды, когда отряд шёл из Среднего Талгара в Левый, через перевал ОПТЭ. около вершины МЮД на закрытом леднике она провалилась в неглубокую трещину. Когда её вытащили, она сказала: "Вот девки, главное вовремя расставить ноги!" Она жила в Алма-Ате и когда приезжали группы без инструктора, ходила с ними на восхождения и первая ввела таксу: за тройку тридцать рублей, за двойку двадцать, всё как в Альпах, только гораздо дешевле. У неё в активе насчитывалось много вершин, но не хватало 5А, и этим траверсом она выполнила норматив мастера спорта. Ей присвоили это звание, но потом женщинам подняли нормы. Анна Михайловна добрая, хорошая женщина и хороший инструктор, подготовивший немало альпинистов. В пятой смене я командовал отрядом значкистов. В конце смены Хейно Пальцер, Толя Семёнов, Гена Шкляр и я сходили 5Б на вершину "Труд". Мы со Шкляром во второй раз. Из лагеря мы спустились с Лёвой Ястребковым, и через два дня я улетел в Новосибирск. Больше в "Талгаре" мне, к сожалению, быть не пришлось. 17. 1969. Матча.Ещё в "Талгаре" Исаков из команды "Енбек" мне говорил: "Что ты сидишь в лагере, так никогда не станешь мастером спорта, езжай в экспедиции". И в этом году я в лагерь не поехал, а отправился со сборной Новосибирска на Памиро-Алай в район узла "Матча". Мы заявили на чемпионат СССР маршрут на вершину Кшемыш. Прилетели в Ленинабад и остановились в гостинице. С Иосифом Добкиным пошли в городской парк. Стояла жара, а рядом Сыр-Дарья. У нас портфель, в нём 10000 рублей, в то время большие деньги. Купаемся по очереди, один бережёт портфель. Начали съезжаться участники экспедиции. Прилетели шесть поляков из варшавского клуба "Высокогорский". Когда все собрались, то выехали в Ворух, это за Исфарой. Приезжаем и видим, Эдик Могилевский даёт сеанс одновременной игры в шахматы. Прямо на улице сидят бабаи, и Эдик подходит к каждой доске и делает ходы. Он уже договорился, что нам дадут ишаков для заброски. Разговаривает он с бабаями на ломаном русском языке: "Ищак даёшь, конце экспедиции шаро-баро твой". Он имеет в виду бачки, кастрюли, чашки и весь кухонный скарб. Садится рядом с ними, наливает чай и говорит им: "Будем пити". Бабаи кивают ему головой, а мы про себя хохочем над Эдикиным толмачеством. Но лучше всех договаривается с ними Равиль Хусаинов, он татарин, жил в Средней Азии и знает 16 диалектов. Отец его и сейчас живёт в Ленинабаде, он главный архитектор этого города. Здесь почти совсем не бывает альпинистов, и хозяева ишаков не избалованы, цены не загибают, как в других горных районах. Ишак стоит три рубля в день, и мы даже свои рюкзаки грузим на ишаков, тем более, что недостатка в них нет. Караван готов, мы выходим и поднимаемся через перевал Бёль. С перевала видим вершины Туркестанского хребта и величественную вершину Боец. Примерно через восемь часов, не доходя немного до языка ледника Кшемыш, на небольшой площадке мы разбили базовый лагерь. Соорудили большой стол чтобы сразу могли войти все участники экспедиции, хотя все вместе мы почти не собирались. Через два дня все участники вышли на восхождения. В лагере оставались врач Коля Цирельников и два физиолога из Академгородка: Наташа Обут и Коля (фамилию не помню). Наша группа: Иосиф Добкин, Саша Кузьминых, Эдик Могилевский и я, – вышла в верховья ледника Кшемыш и начала подъём по гребню в. Мушкетова. Четыре дня мы лезли по трудным скалам, даже преодолели пятидесятиметровый участок в виде вогнутого зеркала, я поднимался на жумарах и висел от стены на расстоянии пяти метров. К вечеру четвёртого дня пошёл снег и продолжался четыре дня. Поставили палатку на маленькой площадке. Холод неимоверный. Эдик попросил, чтобы я растёр ему пальцы ног, пообещал растереть и мне. Я ему согрел ноги, а он мне не стал, сказал, что ему неудобно. Правда, в палатке очень мало места. Снег прижал нас сильно, постоянно скидывали его с полога. У меня добротная польская пуховка и слоновая нога. Нога промокла и не грела, мои ноги мёрзли. Через два дня собрались, и я начал траверсировать по льду к кулуару. Прорубив две верёвки, замёрзли и вернулись на площадку, заново установили палатку. Во время связи давали зелёные ракеты, но внизу их не видели и волновались за нас. На четвёртый день снег стал утихать. Мы вышли, траверснули вправо и начали дюльферять. Внизу услышали голоса, это наши ребята и поляки по кулуару поднимались нам навстречу, навешивая в кулуаре верёвки. Мы заложили одиннадцать дюльферов. Первые наши слова: соединились ли Союз и Аполлон? По навешенным верёвкам мы быстро сквозанули до ледника, где нас угостили свежими, очень вкусными лепёшками. Все группы разошлись на свои восхождения, а мы пошли в базовый лагерь. Перед лагерем мы решили разыграть Колю-физиолога. Он, высокий худой парень, в горах впервые. Как только нас увидели из лагеря, я взял Эдика на горбушку и понёс. Коля, увидев это и подумав, что у Эдика травма побежал к нам навстречу, схватил его и нёс метров сто, пока не услышал наш гомерический хохот. На следующий день я, Толя Шабат и физиологи пошли на вершину неподалёку от лагеря, взошли на неё. Там они брали у нас кровь на анализ. Вершину мы назвал "Факел", в честь объединения, выделившего деньги на нашу поездку. Спустившись в ущелье, физиологи ушли в лагерь, а мы с Толей задержались у чабана, пасшего баранов и яков. Он оставил нас на обед. Мы долго беседовали с ним, предвкушая трапезу с бараниной, которую очень долго готовила его жена. Но к нашему разочарованию она принесла только варёный рис и чай. Быстро отведав угощение, мы поблагодарили хозяина и распрощавшись ушли в лагерь. Сами таджики редко едят мясо. В лагере мы узнали, что у руководителя поляков Тадеуша Ревая в Марокко погибла жена, альпинистка, и он в сопровождении Бенека Ухманского ушёл вниз на самолёт. Бенек через день вернулся и мы, создав интернациональную группу, вышли на первовосхождение на вершину Боец – 5400 м. Эдик Могилевский – руководитель, Бернард Ухманский – поляк, Равиль Хусаинов – татарин и я – русский. Добкин сказал: "Смотри, Коля, ты один русский", мол, на тебя вся надежда. Рано утром часов в пять мы вышли из лагеря. По кулуару, пока нет камнепада, поднялись на гребень. Погода установилась хорошая. Взглянув на гребень и наметив маршрут, решили пойти без рюкзаков. Подумали, зачем нести такую тяжесть, без рюкзаков успеем за день сходить на вершину. Оставили рюкзаки на камушках и даже пуховки не взяли. Целый день лезли по скалам. Когда поняли, что не успеем дойти до вершины, решили не спускаться, а ночевать на гребне. Я сел на ледоруб, а ноги затолкал в рюкзак, а Эдик сел на рюкзак, и ноги попросил пустить в мой рюкзак. Мы сидели, плотно прижавшись друг к другу, согревая хотя бы один бок. Схватили мы холодную ночёвку. Холодно жутко, ночь бесконечная. Особенно мёрзли ноги от колен и выше. Эдик говорит: "Обними меня, а когда повернёмся, то я тебя буду обнимать". Но, когда повернулись, то он руки сжал вместе и приставил к моей спине и сказал, что так ему удобнее. С рассветом немного размявшись, мы продолжили восхождение. На вершину вышли в 17 часов. Вершина снежная, натаскали камней, сделали тур. А невдалеке виднеется еще одна вершина Бойца. Бенек уговаривает нас пойти и на неё. Я, как инструктор, безоговорочно настаиваю идти вниз, хотя руководитель Эдик. Бенек говорит: "Коля, у меня двенадцать холодных ночёвок в Альпах, я отдам тебе носки, только пойдёмте на ту вершину". Я ему ответил, что сейчас мы стоим гораздо выше Монблана и ночевать на снегу не будем. Начали спуск, и как только стало темнеть, выбрали большой, правда наклонный, камень и стали готовиться к ночёвке. Бенек рядышком в маленьком углублении зажёг три листочка вырванных из записной книжки и сказал: "Панове идите к костру!", – чем нас сильно рассмешил. На камне мы могли расположиться только лёжа. Равиль закрепил петлю в верхней части камня, и мы все застраховались, прищёлкнув к ней карабины. Бенек надел на голову рюкзак и пояснил, что если голове тепло, то и всему телу будет тепло. Камень, вернее глыба, какое-то время отдавал нам тепло, и мы даже уснули. Проснулись от того, что почувствовали, как сползаем. Это петля слетела с острия камня. Пришлось перезакрепить петлю, но сон уже не вернулся, да и камень остыл. Дождавшись рассвета, пошли на спуск. Добрались к рюкзакам и начали отъедаться, ведь мы двое суток ничего не ели, не считая дольки шоколада и пяти-шести изюминок. Вскипятили чай и пили, пили и пили, пока не насытились. По кулуару не спуститься, так как по нему летели камни. Эдик с Равилем хотели направиться в противоположную сторону, но я чувствовал, что там сбросы. Они всё-таки решили посмотреть. Я их выпустил на верёвке. Они вернулись и подтвердили, что да, сбросы. Недалеко, посреди кулуара, стоял огромный камень, мы по очереди перебежали за него, поставили палатку. От летящих камней он надёжно прикрывал, и мы хорошо выспались. А рано утром, когда камни ещё не оттаяли и не стреляли по кулуару, мы спустились до тропы и вернулись в базовый лагерь. Утром, когда все ещё спали, я услышал, что кто-то хрюкает, и в палатку просунулась здоровая морда. Хрюкали яки, которые паслись в этом ущелье. Они совсем не боялись людей и бродили по лагерю, как у себя в загоне. Наконец, все участники экспедиции собрались в лагере. Мы сидели за столом и обедали. Кто-то рассказал полякам, что я съел в "Талгаре" четыре банки сгущёнки, они, конечно, не поверили. На столе стояли две открытых банки, я при них выпил одну банку за 15 секунд. Они сказали, что вторую выпить невозможно, а я выпил и вторую, за 13 секунд. Поляки страшно удивились и долго восторгались. Вскоре экспедиция свернулась и, дождавшись ишаков, мы начали спускаться в Ворух по этому же ущелью, а не через перевал Бёль. Стояла сильная жара. Когда вошли в Ворух, бабаи угостили нас холодной и очень вкусной дыней. Мы приехали в Ленинабад и расположились в гостинице. Вечером устроили прощальный ужин. Таджику-пловбаши дали денег, он сам купил баранины, рис и все приправы и в большом казане на улице приготовил плов. Мы взяли напрокат в ресторане посуду, купили фруктов и спиртного. Внутри гостиницы, на воздухе составили два дастархана, застелили их коврами, поставили по краям стулья и накрыли стол. Началась торжественная часть вечера. Тосты произносили и наши, и поляки. На приёме присутствовал отец Равиля. Снаружи мы видели милицию, она с самого начала следила за нами. Когда у нас всё закончилось, и мы попили чаю, то собрались идти в парк и на Сыр-Дарью. Как только мы вышли за территорию гостиницы, милиция привязалась к нам. Подвыпивший отец Равиля стал нас громко защищать. Его забрали и увезли, но вскоре отпустили. А нас не посмели тронуть из-за поляков, бывших с нами. Мы погуляли по парку и вернулись в гостиницу. На следующий день многие улетели в Новосибирск, а я с поляками отправился на экскурсию в Самарканд. В Самарканде устроились в гостинице, но так как город в то время считался закрытым, то мы им велели на людях говорить только по-русски. Они неплохо говорили, но с акцентом. Им в Новосибирском Академгородке сделали справку, что они аспиранты НГУ. Мы побывали во всех экскурсионных местах, пофотографировали. Как-то ночью часа в три сидели, разговаривали, я спустился вниз, вышел на улицу. Там бабай спал на раскладушке, а рядом огромная гора арбузов и дынь, выбирай любой – 3 рубля. Я его разбудил и купил огромный арбуз килограмм на 12-15. Приношу в номер, поляки страшно удивились. Ночью, поздно и вдруг купил. Утром в фойе поляки, забывшись, разговаривали на польском. Администратор спросила откуда они, они ответили, что аспиранты из Новосибирского университета. А она говорит им по-польски, что она полька (в Средней Азии до сих пор живёт много ссыльных поляков), и они стали говорить на родном языке. Она очень дружелюбно отнеслась к ним и даже не выселила до 16 часов, хотя расчётный час 12-00. Из Самарканда я улетел в Новосибирск, а поляки в Москву. 18. Болгария.В начале сентября мы поехали от ЦС "Локомотив" в Болгарию. Нас 15 человек, из Барнаула, Новосибирска и начальник а/л "Адыл-су" Феофанов Феофан Феофаныч. Из Новосибирска поездом доехали до Москвы. В Москве нас напутствовал Фердинанд Алоизович Кропф, говорил, что мы представляем советский альпинизм и что должны достойно выглядеть и нести "облико морале" и т.д. Присутствовавший на встрече кэгэбэшник спросил сколько у кого семитысячников. Варис Рахимов сказал, что у него их пять. Компетентный чекист проявил свои знания и сказал, что в СССР их всего четыре, а Варис ему ответил, что поднимался на Музтаг-Ату и Конгур. Тому и крыть нечем, он о таких вершинах даже и не слыхал. В Софии нас встретили на автобусе и повезли по столице. Остановились на площади около мавзолея Димитрова. Он уже закрылся, но встречающий поговорил с караулом, и нас пропустили. Больше всего запомнились солдаты караула. Гвардейцы, одетые в старинную красочную форму, смотрелись красиво. После мавзолея повезли нас в Мальовицу – альпинистский и горнолыжный центр. Там проходил международный сбор альпинистов. Питались мы в ресторане, а жили в альпинистской школе. Утром встали и зарядку делали в спортзале. Там же поиграли в баскетбол и очень удивлялись комфорту, у нас такое ни в одном лагере не встретишь. Стоял сентябрь, тепло, канатка ещё не работала. Нас окружали вершины, на которые восходили альпинисты. Мы все пошли на Мальовицу. До стены часа полтора вверх по ущелью. По пути два кафе, где можно перекусить, выпить кофе или чаю, при желании пива, там же продавались сувениры и значки. Наши ребята начали двойками и тройками лезть по стене. Мы с Юрой Коноваловым посидели под стеной, и когда последняя связка ушла выше на три верёвки, я начал движение. Пролез первую верёвку, закрепил за крюк и начал принимать Юру. Выбрав метров десять, услышал, как Юра кричит, чтобы я спускался. Верёвка обожгла ему руку. Я спустился, и мы ушли в школу. Через два дня мы сходили на Мальовицу. Потом все сходили на в. Еленин Верх. По вечерам в ресторане долго ужинали и беседовали с болгарскими альпинистами Борей Мариновым, Наско Кованджиевым, Сандю Бешевым, Стоинкой Калиновой (Цу). Для участия в соревнованиях по альпинисткой технике и ориентированию Иосиф Добкин заявил Саню Кузьминых, Юру Погуляева и меня. Мы приняли участие и заняли второе место. Официально нас принимал клуб Пловдива. По окончании нам выделили автобус (с шофером Димой, возившим раньше Тодора Живкова), и мы поехали на море. Но из Мальовицы мы пошли пешком в хижину. Шли по гребню, по широкой тропе. По обе стороны тропы росли сливы, мы время от времени срывали их и ели. Под ногами шуршали опавшие листья, и такое впечатление, что идёшь по ковру. Пришли в хижину Болгаро-Туристского Союза – БТС. Мы кричали: "Мир хижинам, война дворцам!" Красивое четырёхэтажное здание, цоколь выложен из камня. В полуподвале расположено хранилище для лыж и столовая. Комнаты на двоих, с небольшой печкой, которая работает на мазуте, но никакой грязи и запаха нет. Кровати застелены шерстяными пледами, все чисто и красиво. Рядом с хижиной виноградник. Сандю Бешев, заслуженный мастер спорта Болгарии, говорит: "Если договариваться с колхозом, нужно очень далеко обходить, давайте пригнёмся и войдём между рядами". Так и сделали, вошли между рядами виноградника, каждый сорвал по две грозди и таким же способом вышли к хижине. Помыли виноград в большой чаше с льющейся водой и ели кто сколько хотел. На следующий день, позавтракав, мы поехали на автобусе в другую хижину. Проезжая какую-то деревню, заехали в небольшой ресторанчик пообедать. Пообедав, мы сытые и довольные вышли из него и услышали музыку, и чтобы удовлетворить своё любопытство, стали ждать приближавшуюся толпу народа. Это оказалась свадьба, впереди шли жених и невеста с дружками, родители и оркестр: аккордеон, кларнет, барабан и гитара. За ними двигалось много народу. К нам подошёл, как выяснилось потом, председатель колхоза и пригласил на свадьбу. Мы все согласились, и только Феофан ворчал, что нужно ехать. Следуя за всеми, мы подошли к сельсовету, куда вошли молодожёны и долго ждали, когда их распишут. Оркестр играл хоро (национальный болгарский танец, как наш хоровод), и нас увлекли в танец. Каждый мужчина-болгарин настойчиво предлагал нам выпить из небольшой бутылочки, спрятанной в заднем кармане. Отказаться невозможно, и мы прикладывали её ко рту, зажимали горлышко языком, делая вид, что пьём. Вася Макеев этот приём не уловил и впоследствии оказался на сильном веселе. Наконец, закончилась официальная часть, и вся свита направилась туда, где проходило празднество. В новом большом спортзале за длинными столами разместились гости. Присутствовало человек 350-400. Музыканты расположились в углу и играли без перерыва. Мы прицепили жениху и невесте значки В.И. Ленина. Парни в передниках разносили тарелки с закуской и постоянно подносили ракию и вино. Мы долго сидели за столом, не зная, как бы удалиться, и когда все начали танцевать хоро, мы в танце вышли на улицу. Председатель уговаривал нас остаться и сказал, что предоставят нам место для ночлега, но мы ему объяснили, что нас ждут в хижине, и мы должны ехать. Нам в автобус положили три ящика вина, фруктов, а Рите Ачкасовой дали денег, чтобы она купила себе подарок. Болгары везде, где бы мы ни были, относились к нам, как к братьям. В хижине нас ждали на ужин и почти потеряли. Эта хижина оказалась ещё больше, чем первая. Дальше путь наш лежал к морю. Следующая остановка – Пловдив. Походив по городу, посмотрев достопримечательности, мы наткнулись на корт и начали кататься на картингах. Веселились как дети, и только Феофан возмущался. Пловдивский клуб альпинистов устроил нам ужин в ресторане у подножия памятника нашему воину Алёше. Памятник в полный рост, очень высокий, метров 20-30, из гранита. Мы там хорошо посидели, угостили официанта водкой, а он нас ракией. По пути заехали на Шипку. Поднялись к памятнику русским воинам, к нему ведёт лестница из более чем 800 ступеней. Дальше на пути нашего движения лежал город Тырново-Царевец, расположенный на холмах Рилы. В этом городе жили Кирилл и Методий (Мефодий по-русски). Город утопал в зелени деревьев и цветов. Также заехали в Габрово, походили по городу, зашли в магазин и купили рубашки. Иосиф сказал, что и здесь габровцы сэкономили, рубашки оказались летние в дырочку. Кроме них купили махровые рубашки. На море нас разместили в Камче, это недалеко от Варны. Жили мы в бунгало, это такие домики из фанеры, в каждом по две кровати. Море находилось в ста метрах. Посреди пляжа стоял душ с пресной водой кабинок на двадцать. Питались в ресторане, находящемся рядом. Здесь отдыхало много немцев и туристов из Чехословакии. На пляже мы с ними общались. С чехами играли на песке в футбол, и их болельщики кричали: "Уезжайте на Сибирь!" Это из-за недавних событий 1968 года в Праге. С немецкими девушками вечером танцевали в ресторане на открытой площадке. Они, танцуя, вдруг останавливались, говорили "биттэ", отходили метров на десять, потом возвращались и продолжали танцевать. Позже мы догадались, зачем они это делают. Дима, шофёр, всё это время жил рядом с нами, стоило нам сказать, что мы хотим поехать в Златы Пясцы или в Варну, он заводил автобус, и мы отправлялись в поездку. В Златых Пясцах в высоких гостиницах останавливаются богатые французы. Рядом много развлекательных аттракционов. Первым делом мы опять катались на картингах. Трек с деревянным настилом, картинги маленькие, один круг стоил 50 стотинок. Потом я фотографировался верхом на верблюде. Мне надели на голову чалму, накрыли простынёй, к ушам прикрепили круглые серьги и в нос вставили кольцо. Всю поездку нас сопровождал парень, студент, забыл, как его зовут. Он каждый день заказывал нам еду в ресторане. Несколько человек ходили с ним на море ловить мидии, потом их жарили и ели. Мы учили его кивать – "да" и мотать головой – "нет", у болгар всё наоборот. Он вконец запутался, и мы все каждый раз громко смеялись. Однажды в Варне мы с Юрой Коноваловым подошли к тиру, постреляли по мишеням, а потом Юра стал стрелять по конусным стаканчикам. Чтобы получить приз, нужно тремя выстрелами сбить шесть стаканчиков. Юра стрелял, но у него ничего не получилось. Около тира остановились две девушки и наблюдали за Юриной стрельбой, потом сами стали стрелять по стаканчикам. Они сильно увлеклись, простреляли много денег, но выбить не смогли и громко сердились. Тирщик взял воздушку и сбил стаканчики, только тогда они успокоились и ушли, а он рассказал, как нужно стрелять. Пробыв две недели на море, мы вернулись в Софию, прожили там ещё неделю. Председатель ЦС БТС устроил нам приём в ресторане, каждому подарили по национальному керамическому сервизику. На следующий день пять человек побывали в гостях у Стоинки Калинковой. От неё мы поехали на вокзал. Провожать нас пришли несколько болгарских альпинистов во главе с Борисом Мариновым. Шофер наш, Дима, пришёл с дочкой. Поезд тронулся, увозя нас от полюбившейся Болгарии, Рилы и друзей. |
Facebook Instagram Вконтакте | Использование материалов сайта разрешено только при согласии авторов материалов. |