|
|
А.Л.Яворский. Столбы. ПоэмаПРЕДИСЛОВИЕ. ОБОЖЖЕННЫЙ МАСТЕР ИЗ “ВЯТЛАГА”/О поэме А.Л.Яворского “Столбы”/“Чтоб песни петь Столбам или слагать былины, Если вы бывали на Столбах и в сказочном саду не раз “медлено брели с непокрытой головой”, если вы знакомы со столбизмом, слышали об Александре Леопольдовиче Яворском, то возьмите в руки эту книгу. Перед вами - поэтическая энциклопедия столбизма, в которой автор, с поистине энциклопедической всеохватностью, описал и истолковал сотни столбистких реалий, связанных с ними легенд и исторических фактов. Стремление запечатлеть в слове часть своего бытия побудило его написать поэму в излюбленном сентименталистами жанре “путешествий”, создать поэтический путеводитель по Столбам, что в полной мере позволит соотнести свои впечатления с впечатлениями наших столбистских “предков”. Эти жанровые признаки, энциклопедизм и романтика, в известном смысле создают некоторую жанровую противоречивость и вместе с тем - уникальность произведения, о котором хотелось бы рассказать подробнее. Поэма “Столбы” - первая публикация из архивного наследия Александра Леопольдовича Яворского ( Единственный полный экземпляр поэмы, двухтомный фолиант с рисунками Д.И.Каратанова, был любезно предоставлен для публикации объединению столбистов дочерью Яворского, А.А.Павловой, которой мы выражаем за это огромную благодарность). Судьба ее автора, талантливого ученого-ботаника, первого директора государственного заповедника “Столбы”, столбиста 20-30-х годов во многом типична для судеб русской интеллигенции в сталинскую эпоху (См. об этом: Подберезкина Л.З. Александр Леопольдович Яворский // Столбовские вертикали. 1993/1.). 10 лет “Вятлага” с правом переписки, 5 лет административной ссылки в совхозе “Таежный” Норилькомбината и всю жизнь - напряженная исследовательская работа, прерванная лишь смертью в 1977-м году. В истории столбизма, включенность в культуру которого не помешала Яворскому стать одним из главных организаторов заповедника и его первым директором, он был и остается удивительной фигурой. По воспоминаниям Е.А.Крутовской, “Первый Директор, который был един как Бог Саваоф/ с той разницей, что у него не было даже архангелов на подмогу/”, ходивший по столбовской моде в старых калошах на босу ногу и в черной рубахе распояской, взял на себя сотворение заповедника “не из первозданного хаоса, а что гораздо хуже - в месте, которое все окрестное население издревле считало своей охотничьей и ягодной вотчиной, где веселая и бесшабашная молодежь давно уже установила ... неписаные законы столбовской вольницы”. В осуществлении этой трудной задачи Яворскому помогло то, что “он сам был столбистом, своим этому веселому братству, и самое главное - человеком, непоколебимо уверенным в правоте своего дела”. Неповторимая гармония отношений “столбист - директор”, которые после его ареста в 1937-м более полувека носили характер антагонистических, позволила прочно связать с именем Яворского “век золотой столбизма”. Думается, в существовании этой изначальной гармонии состоит главный экологический урок в обращении к личности Александра Леопольдовича с позиции сегодняшнего дня. Поэма, посвященная “воспеванию прелестей столбов и столбизма”, была написана в 1943-1946гг., когда 5 лет лагеря были уже позади и столько же оставалась до конца срока. Возможность писать он получил после долгой тяжелой болезни. В лагерной больнице полюбившемуся всему медперсоналу Яворскому предложили работу регистратора, а потом клинического лаборанта, и он, наконец, получил разрешение носить очки /их отобрали еще 1937-м, после ареста : были прецеденты, когда заключенные вскрывали стеклами вены/. Здесь, в больнице, аккуратным каллиграфическим почерком писались и тщательно прятались самодельные странички поэмы. Читая их сегодня, трудно представить, что весь проходящий перед нами поток столбисткой жизни того времени, впечатления от общения с природой, друзьями, изображение всего бесконечно любимого автором - все это писалось не с “натуры”, а воспроизводилось памятью сердца много лет спустя. “Столбы, Столбы! Какая сила Эта приворожившая его сила помогла выжить и пережить годы лагеря. “Столбы”, ставшие “покоем, миром, праздником души”, были его жизнью. И Яворский стремится передать гармонию и ценность этой жизни. В поэме 36 глав. Охватывая всю географию Столбов (1), будь то скала, камень, тропа, ручей, излюбленное место, они представляют художественный опыт сведения разнообразных впечатлений автора в единый образ “Столбов”. (1) Первый официально зарегистрированный перечень топонимов на Столбах см.
в: Заповедник “Столбы”. Карта скального района. - Красноярск, 1993. В настоящее
время готовится к печати второе второе /исправленное, дополнительное/ издание
карты. Каждая глава открывается описанием камня, которому она посвящена. Живые образы “немых гранитов” пронизывают весь текст поэмы. Вот Развалы “... греются как мы, бродяги, В последнем зареве лучей И слушают лесные саги Под шум зеленых кедрачей”; “Поднялся ветерок, он гонит Барашков с неба по хребтам, И Баба в них плывет и тонет, И будто бы кивает нам”. Вот Наперсток, весь “изрытый” за то, что “манскую соседушку любил”, “недремлющий дозорный” Сторожевой. Вот осина трется о сосну, и в этих звуках ему слышатся звуки скрипки: “Прощай, скрипач! Я жажду встречи - Под звуки музыки твоей Хочу скорее зреть Предтечу Столбовских лобовых камней”. Подолгу созерцая открывающиеся с вершин панорамы Столбов, Яворский словно пытается уловить “мимику камней гримасных”, каждый из которых вызывает у него индивидуальные ассоциации. В поэме он создает образы-олицетворения. Так, в образе Рукавиц он увидел застывшую в вечности “схватку двух борцов”: надменный Наполеон и полуспящий на военном совете Кутузов - “два профиля, достойные друг друга, Натуры две, одна другой сильней, Две силы ратные на общем ратном круге Сошедшихся в бою богатырей”, и здесь их поборет только время, уносящее все в вечность. Скала Львиные Ворота навеяла Яворскому легенду-сказку о том, как гордый Лев, решивший сразится с Медведем, преодолев на пути к Столбам все преграды таежных богов, встретил и полюбил прекрасную Рысь. Памятником этой любви стали Ворота, и всех проходящих через них с тех пор пронзают стрелы Амура. Глава “Гитара” запечатлела романтичную историю любви неведомого рыцаря к юной дочери Второго столба, красавице Митре, который песней под гитару вызывал ее на тайное свидание. Юной деве “хотелось уж убежать на зов и пламень, Но бел ей ветер преградил, Отец Второй спустил с отвеса камень И серенаду прекратил”. С тех пор больше не поет отлетевшая в сторону и окаменевшая Гитара, и только автор воображает здесь себя “певцом лесов и гор”. “Радости столбовской жизни, - пишет А.Л.Яворский во введении,- измеряются количеством сожженных костров, уютом избушки, встречей с друзьями и песней во всех случаях жизни”. Поэма окружена атмосферой живой столбистской жизни тех лет, многие картины из которой сейчас трудно представить. Вот сотни красочно экипированных столбистов, сойдя с парохода, который доставил их из города по Енисею, начинают восхождение на Лалетиной. “Копченые, Нелидовка, Фермушка, Веселые Ребята, Беркута, Ранчо, Пираты и Перушка. Смех, песни, пляски, суета”. “Лентоход” компаний медленно растягивается в пути: “Одни молчат, поют другие, Кто слушает, кто говорит, Идет столбовская стихия, Людской поток спешит бурлит”. Постепенно столбистские избы-“соты” заполняются “пчелами”-столбистами. “Горит костер, и пламя пышет, Висят котлы. Столбовской рай! Чего еще? Сопит и дышит, и крошит чай в котел Митяй. Что лучше чая на природе? Дымящий, крепкий, вкусный чай, Он на Столбах повсюду в моде, Знай наливай, пей да болтай”. Постоянная спутница всех столбистов - песня. “Дуба”, “Звездочка”, “На Свободу” и многие другие часами исполнялись и у костра, и на вершине скал. Гуди, гитара” Пой, родная! И пусть душа с тобою рвется, Непременные атрибуты столбизма - коллективное лазание на скалы, встречи восхода на них - описываются Яворским почти в каждой главе. Подробно указываются ходы, способы лазания, история освоения столба. Вот “гордецы” Перья, вершины которых давно пытались “оседлать” столбисты. “И повезло кому-то, камень сдался, Он щель нашел там с задней стороны, Веревку зацепил, по ней наверх забрался, Преодолев все трудности стены”. Вскоре были освоены прыжки с одного “пера” на другое. Здесь автору доводилось наблюдать картины столбистского народного цирка: “Оно достойно вызова на “бис” - Встал на руки на гребне над провалом Что Гарри Пиль, что трюк и номер цирка Промазал - кончено. Прощай, друзья и воля, С тех пор какие сделаны подходы, Современная автору жизнь в поэме переплетается с истортей столбизма. В главе “Третий” Яворский подробно описывает историю открытия Столбов, первую избу, “век золотой столбизма”. Отражены в поэме и стиль лазания, экипировка “столбовских дедов”: сапоги с длинными голенищами, “море плисовых штанов”, длинные рубахи. “Теперь не то - все изменилось”: с ходов исчезли деревянные слеги, ушли в предание веревки и сменили опояски, “галоши выползли на сцену - и стал несказочным отвес”. В поэме отражены не только быт и нравы всегда готовых “полазать, попеть, почудачить” столбистов, но и сама нравственная атмосфера, сложившаяся на Столбах в то время. Именно в ней - истоки лучших традиций столбизма. Реалиями времени были никогда не закрывающиеся избы, стоянки: “В тайге один закон от века: Все, что в нее занесено, То золото для человека. Не тронь! Священное оно”. В главе “Первый” Яворский описывает падение с Чертовой Кухни молодой девушки Кати Черноусовой. Несколько столбистов сразу понесли ее в город, меняя в пути друг друга. “Идущие навстречу шли, как в ссоре, Веселья не было, обычного всегда, Всех взволновало то чужое горе, Чужая, но не чуждая беда”. Всегда правдивы и достоверны столбистские новости: “Кто ушел, пришел, где лазал, С кем, когда, изба, костер. От столбовского от глаза не уйти. Ох и остер!”. Лишь от сплетни столбист “бежит”. “Если сплетнею пахнуло - Нем он так, как нем гранит”. В поэме в полной мере отразилось не только личное, но и общее для всех столбистов мироощущение: “Вездесущи, вседовольны, “Скажи, чему мы здесь не рады - Радость - главное чувство в симфонии настроений поэмы. Подобно Эпикуру, создавшему учение о счастливой жизни, Яворский утверждает: нельзя жить радостно, не живя разумно и справедливо, и наоборот, нельзя жить разумно и справедливо, не живя легко и радостно. Филисофия “столбистского эпикурейства” ярко запечатлена в главе “Китайская стенка”, на вершине которой автор предается ночным размышлениям: “Земля родимая! Спасибо, И мне легко, легко живется, А мне, о много ли мне надо - Значительное место в тексте поэмы образы друзей Александра Леопольдовича. Вот самый близкий друг Яворского, известный художник Д.И.Каратанов - “божественный Митяй”, у которого в компании было прозвище Граф. Повсюду таская с собой этюдник, он целыми днями ищет сюжет для своих картин и находит их зачастую лишь тогда, когда уже пора возвращаться. “Всем сердцем любящий тайгу”, он “... по гранитам не ходок. Так, изредка, да где не круто, И то с этюдником в руках, Всегда лишь для земли обутый - В броднях иль даже в сапогах”. Подобно буддийскому ламе “священнодействует” он над костром. Вот, как истинного графа, компания усаживает его на “трон” скалы Баба. С ним автор до рассвета готов слушать звуки ночи /глава “Крепость”/. Несмотря на разницу в возрасте /Яворский был на 15 лет младше/, он постоянно подчеркивает свое внутреннее сходство с другом, с которым “где только не таскал нас леший”. По-рыцарски благородно отношение автора, столбовского Дон Кихота, к девушкам. Марфа, Надежда, Дуняша Овсянникова всегда окружены нежной заботой и вниманием. “Аленушкой столбовских гор” называет он Веру Лотоцкую, которой посвящены две главы поэмы. Сравнивая себя с бродягой, смеющимся над “хилым телом” с высоты вечности и жадно вдыхающим “столбизма благодать”, Яворский создает обобщенный образ тех, кого “безудержно всегда, зимой и летом, К себе зовут и воля, и простор”. Столбисты - это “Те, для кого горят костры ночные, Кому неведомы унынье, слабость, страх, Чьи головы отчаянно шальные Идут в опасный лаз на знающих ногах”. Собирательный образ “героя Столбов” - мечтателя, который “порой и не поспит”, отважного “стенолаза и гида”, способного к глубоким чувствам, - отразил характерные черты самого автора. В поэме влюбленные в красоту Столбов художник и естественник-биолог, бродяга-столбист и ревниво обходящий свои владения директор всегда рядом. К чему букеты, говорит Яворский /глава “Лалетина”/, когда “чудеса долин” - лилии, глушанка, кукушкины сапожки, ирис, саранки, башмачки, огоньки, змееголовник повсюду веселят глаз. Многие строки поэмы и сегодня можно занести в скрижали заповедника: “Мой совет - Что за страсть: где ни попало Пора подумать об обутках, Одна из особенностей стиля Яворского-столбиста и Яворского-директора - “лицом к опасности всегда”. Так он спускался со сложных отвесов, не раз встречал в тайге косолапого, браконьеров: “Нож в ножнах, натиск, окрик строгий И, их обезоружив, гнал”. Говоря о воспоминании и адресате поэмы, хочу отметить: вряд ли ее содержание будет понято людям, не знакомым с реалиями столбизма, без солидного тома комментариев. Поэма написана для столбистов, и столь узнаваемые в ней образы скал, “стозвучного Калтата”, “альбомы” Каштака во многом создают эффект непосредственного присутствия. В тексте поэмы используется большое количество исторических, мифологических и других имен, знание которых предполагает высокую культуру читателя. Вот лишь некоторые примеры: “А как цвела она порой! Не лог, Эдема пышный сад”, “Гиганты-порталы времен Тамерлана, Века пережив, нерушимо стоят”, весну “на флейте Нан сыграл”, “Сторожевой погас во тьме нирваны”, /о Верхопузе/ “Парнас для всех столбовских муз”, /о Деде/ “треликий Янус” и другие. Яворский пишет для своих современников, и многие детали быта и жизни тех лет можно найти в современных толковых словарях только м пометой “устаревшие”: азям - длиный ватный тулуп, таяк - палка для ходьбы по сугробам, бродни - обычная обувь сибиряка того времени с длинными ватными голенищами, лыжница - в значении “след от лыж, лыжня” и другие. Не настаиваю на литературных достоинствах поэмы: стиховую речь ее, безусловно, следует отнести к сфере литературной самодеятельности. Несвободна она и от идеологического пафоса. И все же для нас ценность этого произведения заключена не в том месте, которое отведут ему в литературной “табели о рангах”. Поэма “Столбы”, пришедшая к нам с полувековым опозданием, не только уникадьный факт столбистской литературы, во многом позволяющий рассуждать о ней как вообще таковой (1). 1. Термином “столбовская литература” мы обозначаем совокупность художественных произведений самих столбистов. Существуют независимо от столбистской литературы, но тесно примыкают к ней многочисленные произведения о столбах. Тема Столбов представлена в очеркистике, краеведение, художественной литературе. В последние годы уверенно заявил о себе жанр столбистской мемуаристики /воспоминания В.Тронина, А.Ферапонтого и других/. Подробно эта тема обсуждалась в рамках прошедшего в Красноярске международного конгресса “Экология и бизнес” на секции “Красноярские Столбы”, см.: Подберезкина Л.З. “Столбы” в языковой жизни города //Международный конгресс. Экология и бизнес в новых условиях : Тез. докл. - Красноярск. 1993.С.74. С полной уверенностью ее можно назвать “поэтическим введением в культуру столбов” или, как уже говорилось вначале, поэтической энциклопедией столбизма - феномена, который еще предстоит изучить и осмыслить (1). 1. О столбизме как уникальном феномене народной культуры, без обращения к
которому невозможно представить экологическое сознание красноярцев, шла речь на
вышеназванном международном конгрессе, см., напр., Петренко Л.Т. Столбизм как
явление народной культуры //Там же. С.71, Терский Н.Л. Осмысление феномена
Столбов в свете национальной культуры// Там же. С.72. ...Летом 1947 года, в одном из деревянных ящиков, с которыми Яворский возвращался из лагеря, еще не зная, что впереди снова будут годы тюрьмы и ссылки, он привез поэму “Столбы”. Отпечатанная впоследствии с большим количеством опечаток, она так и не была отредактирована автором (2). 2. Публикуемый здесь вариант является первой печатной редакцией поэмы, которая, надеюсь, откроет публикации столбистских архивов, полное знакомство с которыми у красноярской культурной общественности еще впереди. Вспоминаются строки поэта: “Что творчество, Поэма дорога нам и как “обожженное” творение “обожженного” мастера, имя и творчество которого в полной мере еще предстоит открыть. Лилия Подберезкина
|
|
Использование материалов сайта разрешено только при согласии авторов материалов. | |
веб-лаборатория компании MaxSoft 1999-2002 © | |
