Мир путешествий

Пушкинский пейзаж Столбов

«Видел я Альпы швейцарские и итальянские, но нигде не встречал такой красоты, как наша сибирская», - писал В.И.Суриков, самый выдающийся красноярец, человек, не раз поднимавшийся на вершины Столбов. Светящийся снег у саней его «Боярыни Морозовой» - как завещание, как маяк грядущим пейзажистам Сибири. Лишь в послевоенное время на сибирские пейзажи истрачены километры холстов и тонны красок. Но все это в лучшем случае этнографические зарисовки и слайды в масляном исполнении. Дух Сурикова и Рериха не снизошел еще к красоте Сибири, к постижению красноярских Столбов. Есть на планете пейзажи куда более величественные и красочные. Столбы же человечны, уютны, добры. Пейзаж удивительно русский. Если хочешь понять живую душу России не по запыленным экспонатам исторических коллекций, приходи сюда, где вечен мир Входящему. Вступая в здешние пределы, начинаешь вдруг узнавать никогда не виденные места, чувствовать, что ступаешь по ожившим страницам вошедших в тебя с молоком матери сказок А.С.Пушкина. Ключ к любому пейзажу - панорамный пункт. На Столбах таких пунктов множество, и называются они у столбистов «видовки» - от слов "вид", "видеть". Лесной океан, убегающий от Енисея, плавно колышет пространство пологими валами гор, по которым плывут диковинные корабли из камня. Вращается палитра времен года, меняя и перемешивая краски, делая лес то седым, то рыжим. В то сладкое время, когда мир застилают травяной шелк и малахит листвы под лазурным куполом небес, каменные корабли становятся живыми, теплыми, близкими. Но вот лесной океан на закате года наряжается в торжественные погребальные золото и багрянец под потемневшими небесами, виднее становятся дали, суровее и строже - причудливые скалы. Когда съеженные, куцые дни почти без солнца захлестнет ослепительная белизна снега, над седым океаном тайги все так же плывут вечные корабли из камня, плывут отчужденно в суровой неприступности, делаясь у самого горизонта призрачными «летучими голландцами».

Но лишь только перельется старый год в новый, потоки солнечного света сбросят с крон и с южных склонов седину, вновь теплеют причудливые корабли скал, приближаясь к людям. Лесное море, колеблемое потоками воздуха и ветрами времен, не грозит, не пугает величавое море царя Гвидона и царевны Лебедь. Манящие издалека утесы вблизи зачаровывают вас все сильней и сильней.

Божественный ювелир сделал причудливым и прекрасным каждый выступ скалы, каждый камень подножий. И образы, образы, образы... Неведомые дорожки, следы и каменные стада неведомых зверей. Зияют входы в пещеры, где в вечном мраке «гроб качается хрустальный», колдует яростно Наина, мудрец «светлой мысли постигает» тайну любви. Застыла затылком к обрыву «голова богатыря». Вот сейчас из-за деревьев на лихом коне явится странствующий витязь Руслан, и грянет «бой Руслана с Головой». Над прихлынувшими волнами гор грозно чернеет стометровый морской дядька Черномор. С вершин утесов открывается водная гладь Енисея, рисующая причудливые излучины Лукоморья. За скалой Кабарга у тропы Крепости есть дивная роща. На земле ни кустика, ни сучка, засоринки, вековые сосны, словно странным снегом, присыпаны голубовато-седым лишайником. Красивое, торжественное место, только вот полюбоваться им времени всегда не хватает. Летом 1962 года шел я здесь на Грифы с совсем юными столбистами, лет по 14-15. «Присядем, - говорят, - здесь роща Ленского». «Какого еще Ленского?» - оторопел я от дерзости молодых. «А вот посидишь здесь молча минут пять, и словно музыка из оперы начинает звучать, и чувствуешь, сейчас встанут друг против друга Онегин и Ленский». Возмущенно хмыкнув, я все же присел - все равно темп сбился, несколько минут молча любовался голубоватой седой рощей, и вдруг... словно бы небывалый цвет и настроение пейзажа перелились в иную форму. Внутри меня зазвучала мелодия. В двух стоящих поодаль камнях, казалось, начали проступать контуры пушкинских героев, явившихся сюда по долгу чести.

В пушкинском пейзаже Столбов имеется даже автопортрет поэта. В Такмаковской гряде между Большим Беркутом и Моголом уютно расстилается обширная Устюговская площадка, заросшая альпийскими астрами. Если с нижней - южной части площадки смотреть на Большой Беркут, то виден выполненный с большой точностью знаменитый автопортрет Пушкина высотой сорок метров, отлитый из вечного сиенита за миллионы лет до того, как сам Пушкин, никогда не бывавший в Сибири, вычертил его гусиным пером на листе бумаги. Мир Столбов так объемен, что, изучив пушкинскую тему, вы, как в хорошей библиотеке, откроете здесь для себя и других классиков мировой культуры. В этом многомерном пейзаже, пейзаже с тройным дном, пейзаже-калейдоскопе скрыты все образы мира, а увидеть их в очертаниях камня - дело вашей фантазии. Кстати, на международном экологическом конгрессе в Красноярске в 1993 году преподаватель педагогического университета Терских прочитал доклад «Образы М.Ю.Лермонтова и М.А.Врубеля в Столбовском пейзаже».

Леонид Петренко

«Вечерний Красноярск», 11 июня 1999 г.

Материал предоставлен Б.Н.Абрамовым

Использование материалов сайта разрешено только при согласии авторов материалов.
Обязательным условием является указание активной ссылки на использованный материал

веб-лаборатория компании MaxSoft 1999-2002 ©